Происхождение ошибки

Вещами в смысле закона признаются лишь материальные предметы"

Германское гражданское уложение, § 90¹⁸⁴

Ошибка по поводу природы денег в российском гражданском законодательстве возникла из-за того, что за его основу было принято римское право без учета новых явлений в денежном обращении и денежной системе.

Действительно, в Древнем Риме деньгами были только вещи - металлы (медь, серебро, золото); поскольку при том уровне товарных отношений не были в ходу ассигнации и векселя.

Со времен Древнего Рима жизнь существенно изменилась. Естественно, эволюция коснулась и денег. А современные законотворцы, реципировавшие римское право в ГК РФ, не учли, что металл уже давно не выполняет функции меры стоимости и при проведении сделки уже не нужен весовщик с весами и гирями.

Возможно, данная ошибка - следствие неверного перевода с латыни, поскольку латинское слово "res" имело 2 значения:

1) отдельная, юридически самостоятельная материальная вещь с четкими пространственными границами;

2) любой объект (в том числе и нематериальный -jura) частного права или гражданского процесса (--ausa), а также целый имущественный комплекс (bona, hereditas; patrimonium)¹⁸⁵.

Гай¹⁸⁶ так и делит вещи на телесные (corporales), которые можно осязать (quae tangi possunt) и бестелесные (incorporales), которые нельзя осязать (quae tangi non possunt). Гай разумеет под последними не вещи в смысле предметов внешнего мира, а именно права¹⁸⁷. «Бестелесные - это те вещи, которые не могут быть осязаемы, к таковым принадлежат те, которые заключаются в праве, например, наследство, узуфрукт, обязательства, каким бы то ни было образом заключенные, и нисколько не важно то, что в наследство заключаются физические вещи... а также и то, что нам следует по какому либо обязательству, большей частью есть физический предмет..., но самое право наследования, право узуфрукта, обязательственное право считаются res incorporales, т.е. бестелесными вещами»¹⁸⁸ (Gai.2.14). Этот фрагмент дословно перенесен и в Дигесты (D.1.8.1.).¹⁸⁹

Современное же российское право признает под понятием "вещь" лишь предметы материального мира, находящиеся в естественном состоянии в природе или созданные трудом человека. ¹⁹⁰.

Как разъяснял Нерсесов, «Ссылка на римское право неуместна¹⁹¹, потому что ценные бумаги суть продукт культурной жизни новых народов, следовательно нельзя применять к ним нормы чуждого им римского права. Это последнее имеет для настоящего времени интерес исторический и служит прекрасной школой для подготовления юристов, но нельзя искать в нем ответа на все вопросы, встречающиеся в жизни других народов во всякое время»¹⁹².

«Большинство юристов, рассматривающих современные правовые явления по преимуществу с точки зрения римского права, приходят к результатам неудовлетворительным и несоответствующим требованиям действительной жизни»¹⁹³.

О.Н.Нерсесов более подробно конкретизирует это положение на примере вредоносного влияния римского права на развитие товарооборота при помощи ценных бумаг на предъявителя во Франции:

Удобства рассматриваемой формы обязательства в отношении облегчения уступки прав требования стали парализироваться постепенным развитием теоретической юриспруденции. ИИстория развития юридической мысли Франции того времени, без сомнения, находилась под сильным влиянием римского права.

Юристы при объяснениях различных институтов гражданского права все более и более стали прибегать к римскому праву. Это последнее, называемое droit commun еще юристом XIII в. Beaumenoir'ом, с течением времени стало в глазах юристов, воспитывавшихся под исключительным его влиянием, как высшее право, autorite.

Влияние римского права отразилось с невыгодной стороны на теоретическом обосновании несовершенных бумаг на предъявителя. Будучи продуктом обычного права Франции, эти обязательства не подходили под строгие начала римского договорного права. Тонкий анализ юридических понятий был чужд юридическому гению французов XIII в.; здравый рассудок народа, проявившийся в отрывочных мнениях немногочисленных профессиональных юристов того времени, а также в юридических обычаях, рассматривал предъявителя (porteur de lettre) как самостоятельного кредитора по долговому документу.

Между тем позднейшие юристы, более подготовленные теоретически, стали применять римскую теорию мандата к предъявителю, владельцу документа. Такой переход, впрочем, совершался постепенно. Так, юрист половины XV в. Ioannes Gallus, хотя считает предъявителя (porteur) мандатарием, но право его по документу не прекращается смертью доверителя.

Особенно подробно говорит об этих обязательствах юрист XVI в. Ребуф (Rebuffus), который старается примирить теорию мандата с самостоятельным юридическим положением владельца при посредстве предположения (презумпции). По его мнению, предъявитель имеет всегда право иска в силу предположения, что документ перешел к нему по титулу доверенности;
к этому он еще присоединяет другое основание, что должник не может выставить какие-либо возражения, ибо он сам обещался произвести уплату всякому предъявителю.

В результате точка зрения римского права восторжествовала окончательно, т. е. что предъявитель есть лишь осуществитель прав другого лица, первоначального кредитора, а потому он должен был представить или доверенность, если выступал от имени принципала, или же доказательство учиненной cessio, если он действовал от своего имени.

Эта точка зрения отразилась и на позднейших редакциях кутюмов, составленных, без сомнения, под влиянием теоретически образованных юристов. Некоторым исключением являются кутюмы Орлеана. В первой редакции их (1509) в главе XXI Des executions faites par vertu de lettres obligatoires etc., art. 348, говорится, что porteur de lettres obligatoires (предъявитель) может действовать по отношению к должнику так, как будто бы он был самостоятельный кредитор. Эта статья осталась без изменения и в следующей исправленной редакции 1583 г., только под другими цифрами, а именно в главе XX, art. 432.

Из приведенной статьи видно, что porteur (предъявитель) является более самостоятельным, чем обыкновенный мандатарий; это вытекает особенно из второй половины статьи, где сказано, что предъявитель может продолжать процесс (о взыскании с должника) и по смерти кредитора.

Заметим здесь, что один из новейших французских юристов, Amedee Petit, основываясь на приведенной выше 432 ст. кутюмов Орлеана, издания 1583 г., находит, что в это время были известны уже настоящие бумаги на предъявителя. При этом он ссылается на авторитет Pothier. Действительно, этот ученый объясняет фразу в ст. 432 "si a ce ledit debteur est oblige" в том смысле, что должник обязался по договору уплатить предъявителю, и затем прибавляет, что в торговых делах эти билеты "sont encore autorises". Мнение Потье опровергается второй половиной той же фразы "comme seroit (porteur) le creancier principal", из которой прямо видно, что здесь говорится о несовершенной форме обязательства на предъявителя, примеры которой мы приводили выше, т. е. где должник обязывается уплатить определенному первоначальному кредитору или предъявителю документа.

Предъявитель документа (porteur de lettres obligatoires) имел характер судебного представителя, что видно из сравнения с другими однородными постановлениями кутюмов. Так, в кутюмах de Montargis 1531 г., в гл. XX "d'executions de lettres obligatoires" art. 2 повторяет содержание 432 статьи кутюмов Орлеана, а следующая, 26 статья, говорит, что "lettres obligatoires" не могут быть приводимы в исполнение предъявителем после смерти кредитора и что наследники этого последнего могут требовать исполнения от должника.

Из того обстоятельства, что право предъявителя продолжать взыскание с должника прекращается со смерти кредитора, с очевидностью вытекает, что такой предъявитель считался только поверенным, действующим от имени принципала, первоначального кредитора.

В кутюмах de Blois 1523 г., гл. XXIII, art. 250 повторяется то же самое. В примечании в этой статье юрист XVI в. Julien Brodeau говорит, что "porteur de lettres obligatoires" есть обыкновенный поверенный (procureur).

Таким образом, обязательства с предъявительской формой, которые по мере развития гражданских отношений должны были оказаться удобными, с точки зрения легкой передаваемости прав требования, наоборот потеряли свое первоначальное значение в XVI в. под влиянием юристов, воспитанных в духе римского права, так что к этому времени они существенно не отличались от простых именных обязательств."¹⁹⁴